Охотники за артефактами - Андрей Карпов

– Это мы в ресторане, отмечаем день рождения твоего папы, – пояснил дядя Женя. – А вот он я. – Он ткнул пальцем в круглое улыбающееся лицо за два человека от мамы. Что ж, определённое сходство было.

– Через две недели я подался в бега, – вздохнул дядя. – А спустя полгода родился ты. Ну что, признал родственничка?

– Да я… – Миша мямлил. Собраться с мыслями что-то не получалось.

– Кстати, я тебе письмо от предков привёз. – Дядя Женя словно не замечал Мишиного состояния.

Письмо было, однако, вовсе не Мише.

«Дорогой Женя! – было написано аккуратным маминым почерком. – Мы рады, что ты, наконец, осел и остепенился. Жизнь полна парадоксов: теперь ты в Москве, а мы – в Южной Африке. Ещё полгода здешней каторги нам обеспечено. Контракт очень жёсткий. Нет возможности выбраться в Москву даже на недельку. Так что, когда увидимся, не знаю.

У нас к тебе великая просьба. После того как Мария Александровна умерла, Миша остался совсем один. Приглядеть за ним некому. Он мальчик уже большой и сознательный, но время сейчас такое – мало ли что. Скоро первое сентября. Он, конечно, не будет прогуливать. Но было бы лучше, чтобы кто-нибудь из взрослых был рядом. Не заглянешь ли к нему? Мне всегда казалось, что ты любишь детей. Особенно самостоятельных и толковых. Миша – умница. Никогда не скандалит, всегда умеет себя занять. Было бы чудненько, если бы вы подружились. В крайнем случае, подыщи, пожалуйста, кого-нибудь – какую-нибудь пожилую женщину, которая могла бы готовить, убирать и приглядывать. Все расходы, разумеется, за наш счёт. Просто напиши, куда переводить деньги и сколько.

Целую тебя в пухлую щёку,

Твоя любящая сестра и Володя».

В то, что родители объявятся через полгода, Миша не верил – контракт уже не раз продлевался. Они и звонили нечасто. Писать письма мама не любила, папа же вообще никогда не писал.

Дядя Женя потрепал его по руке и забрал письмо.

– Ну-ну, не раскисай. То, что я люблю детей, это чушь. По возможности, я их обходил стороной, и что они из себя представляют, знаю слабо. Но это письмо… – он приподнял письмо за краешек двумя пальцами. – Одна эта фраза: «все расходы, разумеется, за наш счёт»… Я люблю свою сестрёнку, но не переношу подобный снобизм. Твои родители считают себя богатыми людьми; дружок, они просто не знают, что такое богатство.

Миша посмотрел дяде Жене прямо в глаза – они смеялись. Говорил же он вполне серьёзные вещи:

– Извини. Я идиотским образом проехался по твоим родителям. Какому ребёнку это понравится? Твои родители, конечно, самые лучшие в мире, но они – далеко, а я – здесь. И я – твой дядя. Вот что я придумал. Не будет никаких пожилых тётушек, не будет приглядывания. Я на днях прикупил замечательный загородный домик на берегу озера. Ещё не обставил. Давай перебирайся ко мне; перевезём квартирку – будешь жить, как жил, только я под боком. Природа – прямо за окном. Лес, птички. Я вижу – в тебе дух исследователя. Пожелаешь – можно какой-нибудь аппаратурой обзавестись: подзорная труба, фоторужье, микроскоп, фотопринтер. В школу тебя будет возить мой шофёр. И родителям спокойно, и мне веселей. А свои прибыли – считай сам.

Дядя Женя шумно прихлебнул чай.

Миша никак не мог понять, противен ему дядя Женя или, наоборот, нравится. Натура у него широкая – несомненно, язык бойкий, разве лишь с глазами неладно. Хотя при такой жизни уцелеть, наверно, только и можно, смехом встречая всё, что бы ни происходило вокруг.

А как хотелось видеть за окном не двор, заставленный «ракушками» и машинами, ночующими прямо на тротуаре, не чахлые деревца с вытоптанной и тщательно выметенной серой землёй под ними, не цветные пятна закрашенных хулиганских художеств на стене соседнего дома, а – Лес. Слышать не вечно пикающую машинную сигнализацию, не пьяные выкрики полуночных гуляк, не радио из машины, а птичьи голоса и шорохи ветра. Вдыхать не бензинные выхлопы и не смрад горящей помойки, а воздух. Всё то, о чём дядя Женя упомянул с насмешкой и мимоходом, вдруг живо предстало перед ним одним развёрнутым полотном, многомерным миром, чистым, чуть ли не первозданным.

В какой-то момент Миша осознал, что он, оказывается, давно мечтал о чём-то подобном. И вот, как в сказке, является из ниоткуда дядя Женя и предлагает волшебный дворец. Осталось лишь согласиться и свершится чудо: одна мечта окажется явью.

Впрочем, согласия не потребовалось.

– Я думаю, – сказал дядя Женя, составляя грязную посуду со стола в раковину, – нет резона откладывать хорошее дело на потом. Сколько у нас сейчас времени? – Он обтёр руки полотенцем и выудил из кармана мобильный телефон.

– Видишь ли, не ношу часов, – как бы извиняясь, проговорил он, пожимая плечами. – Не терплю лишней тяжести на запястье – сковывает свободу рук. Ещё только половина четвёртого. Ну-ка, ну-ка.

Нет, дядя Женя, наверное, всё же был чудодеем. Пара звонков, и начались удивительные вещи. Миша ещё не успел толком осмыслить грядущие в жизнь перемены, только посуду вымыл, как под окном уже оказался грузовик. Одновременно возникла бригада грузчиков, профессионально и быстро расправившаяся как с самой мебелью, так и с её содержимым. Всё стремительно паковалось в подходящие коробочки и выносилось, а дядя Женя уверял, что в том же порядке всё окажется на своих местах уже на новом месте – фирма гарантирует. Миша и сам поучаствовал в этой муравьиной работе, даже дядя Женя приложил руку.

В отдельную коробку Миша отобрал то, что ему было особенно дорого: Книгу Любопытства; радужный кристалл, в который слились самые светлые и яркие росинки; маленький рождественский колокольчик – будущий Колокольчик Тишины, ему как раз не мешало получить хорошую порцию шёпотов полуночного леса. Меч Мужества не вмещался в коробку, и Миша пока положил его на подоконник.

У лифта он наткнулся на дядю Женю.

– А, натуралист! – дядя игриво постучал ногтём по коробке. – Все свои поделки забрал, ничего не забыл? Ну, беги, беги. – При этом мыслями дядя был явно не здесь – слишком холодно и тяжело смотрели его глаза.

Потом Мишу захватила идея. А что, если действительно забыть Меч в пустой квартире – так, на пару деньков. Это будет настоящее испытание. Может быть, это закалит его?

Вернувшись в комнату, Миша раскрыл окно и спрятал Меч за приоткрытую створку. Для верности он и занавеску задёрнул. Занавеску потом сняли, но Меч так никто и не заметил. У бригады, вызванной дядей Женей, по поводу открытого окна не было никаких указаний, дядя Женя почему-то и сам не потрудился его закрыть, а Миша держался от окна подальше, чтобы не привлекать излишнего внимания – ему хотелось избежать объяснений.

Уже на следующий день Меч был лишён укрытия – порывом ветра окно распахнуло настежь.

Глава 5. Томление на новом месте

Элитный посёлок, где дядя Женя «прикупил» домик, прятался за высокой бетонной стеной. Поверху вилась колючая проволока. Миша подозревал, что она под током. По ночам охрана посёлка спускала собак. Собаки были прекрасно вышколены – не выли, не гавкали беспорядочно, передвигались почти бесшумно.

Миша наблюдал за ними из окна. Они пробегали в круге света от фонаря и исчезали во тьме. В первую ночь он вышел на крыльцо. Тотчас по ту сторону калитки возникла собака, села и уставилась на него колючими злыми глазами. Мише стало жутко, и он ушёл в дом.

В общем-то, можно было не бояться – дом окружал забор – изящная витиеватая, но прочная металлическая решётка, а калитку запирал магнитный замок.

Меры безопасности этим не исчерпывались. Над крыльцом висела видеокамера, а в комнатушке у входа днём и ночью сидел охранник и пялился на экран.

Миша чувствовал себя совершенно раздавленным такой серьёзной защитой.

И в лес и на озеро его постоянно провожал другой охранник. Вёл он себя прилично – ходил поодаль, смотрел в противоположную от Миши сторону, и всё же… Не будешь же при нём собирать росу или ловить стаканчиком эхо?

– Погоди, пообвыкнешь, – говорил ему дядя Женя. – Я вот охрану замечаю, когда она мне нужна. А так – мы просто существуем на параллельных курсах. Теперь тебе без охраны нельзя. Уже пол-Москвы знает, что я обзавёлся племяшкой. А кое-кто имеет на меня зуб. Ещё решит на тебе отыграться. Ходи пока под присмотром.

И Миша ходил. Вроде как вместе, но – на параллельных курсах. Вроде и с человеком, но на самом деле – один. Одиночество захлестнуло Мишу. Он привык к уединённому образу жизни, но это было совсем другое.

Раньше его спасала возможность слиться с природой, ощутить себя её частью. Теперь же и на самой красивой поляне он чувствовал свою отстранённость. Выпав из привычного мира, он потерял надёжное основание жизни. Никогда ему ещё так не хотелось на кого-нибудь опереться. И прежде Миша свою самостоятельность ощущал не как собственное достижение, а скорее как некую внешнюю неизбежность. Сейчас он готов был от неё отказаться, это было несомненное зло.